«Мы помним…». Мой прадед не вернулся с войны

«Великая Отечественная война 1941-1945 годов коснулась каждой семьи», – так говорят и родители дома, и учителя на уроках. А как она коснулась нашей семьи? Этот вопрос интересовал меня много лет. Я расспросила маму о том, кто в нашей семье воевал в годы Великой Отечественной войны. Ответ не заставил себя ждать. Оказалось, что мамин дедушка, а, значит, мой прадедушка, ушёл на войну и не вернулся. Семья ничего не знала ни о нём, ни о его последних днях жизни. Я занялась исследованием сохранившихся документов, а также изучением литературы, фотографий, писем, рассказывавших о суровых днях войны. Но собранный материал не давал ответов на мои вопросы, и тогда совместно с двоюродным братом мы решили расширить поиски в сети Интернет.

Бабушка не помнила своего отца. Он ушёл на войну, когда она была ещё совсем маленькой. В семье нашлась фотокарточка. На ней прадед серьёзный, задумчивый, наверное, он и в жизни таким был.

В семейный архив к  фотокарточке моего прадеда недавно добавился  и лист личного дела из немецкого концентрационного лагеря для военнопленных, на котором нанесены отпечатки его пальцев вместо подписи, а вместо имени присвоен номер. От этого документа мурашки побежали по телу.

Мой прадед Фёдор Фёдорович Щербаков, 1904 года рождения, до войны жил в Калининской области, в селе Малое Рогатино. Семья состояла из пяти человек – жены Шуры, сына Виктора и двух дочерей – Галины и Валентины (моей бабушки). Работал он в колхозе плотником. По воспоминаниям односельчан, у прадеда руки были золотые. Всё мог сделать, да ловко так и ладно, на совесть.

Наступил июнь 1941 года. В деревне после начала войны почти не осталось молодых мужчин. Бабушка помнила тот тяжёлый для них день, ей было пять лет. Всех демобилизованных посадили в обозы, они прощались с родными. Дети бежали до конца деревни, а жёны плакали. Плакала и Александра Щербакова: остаться с тремя несовершеннолетними детьми на руках было непросто.

Прадеду тогда было тридцать семь лет. В армию он попал рядовым солдатом. Первое время от него приходили треугольники писем, а потом всё – неизвестность. Жена делала запросы в военкомат, но ответ был один – пропал без вести. Но надежда оставалась, и  после окончания войны опять были запросы, да ещё вернувшиеся  односельчане  рассказывали о нём.

В памяти родных сохранился один очень интересный эпизод, который характеризует моего прадеда как верного защитника своей Родины и решительного человека. Во время пленения узников построили в шеренгу и велели сделать шаг вперёд тех, кто умеет плотничать. Прадед не вышел, он остался со всеми. Кто-то сказал: «Фёдор, ты же мастер на все руки?». Но он всё равно отказался выходить, тем самым подписав себе приговор.

Пленён Ф. Ф. Щербаков был 23 августа 1941 года в городе Почеп и переправлен в лагерь Шталаг  VIII-Е  (308) Нойхаммер (Германия).

Сам лагерь был построен в сентябре 1939 года. Вначале в нём размещались польские военнопленные. В мае 1940 года к ним присоединились французские военнопленные. В 1941 году они были переведены в другие лагеря.

Первая партия советских военнопленных была доставлена в лагерь 12 июля 1941 года. Предположительно общая численность прибывших в июле составила 21000 человек. К концу августа зарегистрировано около 30000 человек, к концу сентября – 40000 человек. Пленных было очень много. Каждое утро на тележке вывозили по 200 мертвых тел. В августе были сделаны прививки от тифа, но на рубеже 1941-1942 годов от тифа умерло 4-6 тысяч человек.

По воспоминаниям узников, условия в лагере были ужасные: «Среди густого леса ровная площадка песчаной земли, обнесенная сеткой проволочного ограждения. Перед входными воротами карцеры из затейливо скрученной колючей проволоки. Свободных мест в них нет. Кормят один раз в сутки супом из шпината и брюквы. Заключённые одеты по-разному: кто в летних гимнастёрках, кто в шинелях, плащах, сорочках. Вторая половина сентября 1941 года. В хорошую погоду днём тепло, но ночи страшны. От холода, пронизывающего и леденящего, нет спасения. Единственное сооружение внутри загона – бетонная уборная, которая закрывает от стужи несколько десятков пленных, которые спят стоя, согревая друг друга. Холод заставляет зарываться в землю. Небольшими группами по 2-3 человека роют ямки, чтобы можно было, прижавшись, сидеть в них. Кто имеет шинель, укрываются сверху.

Почти каждый день для развлечения администрации лагеря охранники перебрасывали через колючую проволоку в толпу брюкву. Перебрасывали в разных местах и в разное время. Потерявшие от холода и голода разум, тысячи людей набрасывались на брюкву. Они метались по лагерю от одного места к  другому. Десятки трупов и сотни покалеченных оставались лежать на земле. Ямки-укрытия затаптывались со всеми теми, кто не успевал выбраться из них. Бугристые места превращались в ровные поля с торчащими вверх руками, ногами, туловищами. Каждый день уносил силы, не было ни малейшей надежды на изменение условий. Поползли слухи о попытках людоедства».

Вот в таких страшных условиях был мой прадед, там же он и умер. Смерть моего прадеда Фёдора наступила в этом самом лагере 1 декабря 1941 года. Подробности нам неизвестны.

Советская армия освободила пленных лагеря 15 февраля 1945 года. На памятном камне написано, что в Шталаге VIII-Е  (308) погибло 20000 пленных русских солдат. А по свидетельству очевидцев – более 50000 пленных красноармейцев.

Прошло семьдесят лет после этих страшных событий. И через  этот большой отрезок времени мы всё-таки узнали судьбу нашего прадеда. Да, он не совершил великих подвигов, но это не мешает мне гордиться им и быть благодарной ему за свою жизнь.