Забытое наследие: судьба человека

ЮНОСТЬ

1917 год также отпечатался в судьбе киржачского подростка: «Февральская революция запомнилась митингами, исчезновением полицейских, красными ленточками с таинственными буквами «LFE», которые мы, по примеру гимназистов, нацепили себе. У меня было тяжелое время, отец был в армии, а я, как старший в семье, должен был принять какие-то заботы на себя. Но уже в марте отец вернулся, я надевал на себя отцовскую гимнастерку и фуражку и мечтал вместе со своим неизменным приятелем Ленькой Лебедевым поступить осенью в гимназию, освобожденную теперь от оплаты… Итак, я ученик 5-го класса гимназии, которую тут же переименовали в школу второй ступени. Был 1918 год, второй год революции и 16-й год мне. Я учился в гимназии два года, они были для меня фантастическими или, можно сказать, феерическими. Я отлично вписался в класс. Был выбран председателем учкома и членом педагогического совета. Участвовал в совещании уездного съезда учителей (ходил за 40 км пешком в г. Покров). Ездил с Андреем Вознесенским (прим. автора статьи — отец поэта А. А. Вознесенского) в командировку в Москву (впервые) в Наркомпрос, были у зам. наркома и привезли в школу литературу в объеме: «только бы дотащить». Были в консерватории на концерте Шаляпина и Неждановой, о чем я послал телеграмму «были в консистории…». Тогда я не знал разницы. Были в опере «Аида» (лучше бы разговаривали, а не пели, а то не все понятно). Были в театре Южина на Сретенке и смотрели «Хирургию» с участием юного Грибова. Приехал домой и заболел сыпным тифом. Выздоровел. Поставили с Андреем «Хирургию».

Дважды участвовал в пожарах: один раз в тушении (сгорели две улицы в Курином болоте), второй раз с Андреем Вознесенским, как виновники пожара: посидели в креслах, послушали хорошую музыку, покурили самосад, помечтали об институте и пошли, а вслед услышали набат, горел дом Андрея...».

Судьба закрутила нашего героя и его друга Андрея Вознесенского по спирали теперь уже взрослой жизни.

«… Карьеру путейца я выбрал далеко не сразу. Вначале я мечтал с мамой, что буду учителем, как дядя Саша, потом, услыхав о втором дяде, который водил паровозы в Москву и притом, «в белых перчатках», решил быть машинистом и только машинистом. Но тут вскоре начали строить ж/д ветку от Киржача до Орехово-Зуева, и появился начальник строительства инженер путей сообщения Батманов, разъезжавший на паре гнедых, и, конечно же, я решил, что буду инженером-путейцем….

Сдача вступительных экзаменов в 1920 году была совершенно особенной. Этому предшествовал декрет Ленина о возвращении из армии всех бывших студентов, прервавших учебу. Для ускорения процесса прием производился централизованно. Для этого в Москве на Поварской улице был отведен барский особняк с обширным двором, конюшнями, каретным и хозяйственным сараями. Это вкупе и представляло собой Главпрофобр. На вступительных экзаменах предлагались разные вопросы в зависимости от профиля и местонахождения вуза. Самые высокие требования были для московских вузов и особенно для путейского института, проще для петроградских, и совсем простые для поступающих в провинциальные вузы. Сдача экзаменов происходила в течение недели. Жили мы в конюшнях и в каретных сараях, кто где и кто как мог. Двор представлял собой десятки костров, где варили картошку, кашу, кипятили чай. Народ большей частью бывалый, армейский. 1920 год, была Сухаревка, где за миллион можно было купить чай, сахар и лимон в одной таблетке, а картошка и хлеб — свои. Я, руководствуясь критерием, «где трудно, там и лучше», твердо решил только в московский путейский. И сдал, и купил черную клеенчатую фуражку и кокарду, и явился в Киржач победителем, и было мне ровно 17 лет. Итак, я студент Московского института инженеров путей сообщения. Андрей вытянул в Ленинградский политехнический институт, другие наши ребята только в Екатеринбург, в горный. Вернувшись после экзаменов в Киржач, мы с Андреем решили, вернее Андрей уговорил, а я — решил, ехать вместе в Петроград: город революции, Нева, залив, архитектура, Пушкин…

… Я оказался в Политехническом институте им. Петра Великого. Дело было так. Поехали с Андреем в Петроград. На утро отправились по своим институтам. Устроился в общежитии, но пока без матраса, ознакомился с селедочным меню в столовой, обежал весь институт (целый квартал). Отправились с Андреем на осмотр города. Около Мариинского театра встретили выходящего из машины Шаляпина, уже как знакомого по Москве. Одеты мы были: я — в солдатской шинели, перешитой из дядиной царского времени, Андрей — в серой гимназической, оставшейся от старшего брата. Занятия еще не начинались, и через несколько дней меня вызывают к ректору и говорят, извинившись, что вакансий оказывается нет, и предлагают на год перейти в политехнический на инженерно-строительный факультет, где такая же программа «и вы без потери времени через год перейдете к нам». Я охотно согласился, тем более, что там у меня друг, и уж, наверное, дадут матрас. Так я оказался в политехническом, и у меня ни разу не возникла мысль о переходе в путейский, а позднее я усматривал в этом благоприятствующий перст судьбы, что было неоднократно. Поселили нас рядом с институтом в 2-комнатной зимней даче впятером и вместе с рыбинцами. Питались мы хлебным пайком и приварком из кухни института, где кто-то готовил общий котел и раздавал по едокам. Отапливались от ночной разборки соседних дач. А однажды, проходя мимо квартиры А. Ф. Иоффе, прихватили несколько бревен. Кстати, в это же время мы поздравляли его на лекции с избранием действительным членом Академии наук (примеч. автора статьи — Абрам Фёдорович Иоффе (1880-1960) — русский и советский физик, организатор науки, обыкновенно именуемый «отцом советской физики», академик (1920), вице-президент АН СССР (1942-1945), создатель научной школы, давшей многих выдающихся советских физиков, таких как П. Капица, И. Курчатов и другие. Герой Социалистического Труда, Лауреат Ленинской премии).

С. А. Левшин продолжает: «Осенью 1920 года Ф. И. Шаляпин перед отъездом за границу дал специально для студентов постановку – оперу «Русалка». Хотя билеты распределялись, но независимо от этого все студенты повалили в Мариинский театр до полного заполнения. После спектакля один студент с могучим «шаляпинским» голосом из царской ложи прогудел «Спасибо тебе, Федор Иванович». Возбужденные, громадной толпой возвращались мы через Петроград пешком до Лесного. Это была моя третья и последняя встреча с Шаляпиным...»

ПЕТРОГРАД-ЛЕНИНГРАД. СЕМЬЯ

Молодое советское государство – РСФСР… Юность страны совпала с юношескими устремлениями нашего героя в «светлое будущее всего человечества». И это не «фигура речи» — это и есть свет, или электричество, которое давало возможность развиваться молодой республике. План ГОЭЛРО – о нем прекрасно знает старшее поколение. План электрификации всей страны! А ей требовались новые фабрики и заводы, корабли, колхозы, в которых горели бы «лампочки Ильича», и т. д. Профессия, которую выбрал Серафим, стала его судьбой. Как и имя, данное ему родителями: «серафим» означает «огненный» иногда его переводят как «огненный ангел», «небесный». Электричество и есть небесный огонь, посланный на землю грозой. Судьба…

Между апрелем 1929 и февралем 1931 года Серафим Александрович Левшин запатентовывает свое первое изобретение «Затвор для гидротехнических сооружений». Уважаемые читатели, давайте вспомним, тот самый «шум» или водосброс в реку Шерна из канала, подающего воду на бумажный завод Соленниковых в сельце Сергиевском Покровского уезда. Мы тогда рассказывали о «корнях» семьи Кры/ажановских. Вот он тот момент, когда детские воспоминания становятся явью, становятся основой судьбы человека и будущего знаменитого гидростроителя.

Наверное, тот же «огненный ангел» знакомит нашего героя в Петрограде с будущей супругой: «После окончания института мы с Евгенией Викторовной порешили, что пора соединить две инженерные жизни в одну, и 28 октября 1929 года зарегистрировались и скромно отметили свадьбу, распив бутылку шампанского с её родителями. Родственники супруги встретили меня благожелательно и помогли освоиться в новой обстановке. Семья была не только очень культурная, но и музыкальная: старшее поколение – родители и бабушка – меломаны, сестра – альтистка филармонии, а две тети – профессиональные певицы. Иногда складывались хорошие музыкальные вечера с участием наших артистически подготовленных друзей…»

В семье появляется дочка Леночка, и супруги обустраивают свое семейное гнездо: «....Дом успешно строился силами Свирьстроя при активном участии членов кооператива, и ко времени переезда в Ленинград, в декабре 1934 года, мы имели 3-летнюю дочку, квартиру и деньги на обзаведение мебелью… Возвращение в Ленинград было омрачено траурным шествием за гробом С. М. Кирова (при участии тов. Сталина) по мрачному Литейному проспекту, освещенному факелами…» В 1938 году на свет появился сын Андрей. А «завтра была война…»

Продолжение следует.