Медицина как хронический диагноз

КОВИД: «НАМ С НИМ ЖИТЬ ДО КОНЦА ДНЕЙ»

– Лола Зубайдуллоевна, давайте начнём с наиболее злободневного – с ковида. Как вы решились на работу в «красной зоне»?

– Да просто, кроме меня, здесь никого нет. Кому-то ведь надо было людям помощь оказывать… Ведь пошла новая волна, очень тяжело приходится. С апреля прошлого года сейчас больше всего заболевших, просто огромный поток. И если прежде инфицирование среди молодёжи было редким случаем, то сейчас – наравне и со средним возрастом, и с пожилыми. Возрастная рамка стёрта.

– Я читала, что на данный момент общая симптоматика при коронавирусе стала легче, люди в целом не так тяжело его переносят. А вы что скажете?

– Нет, не стало легче, наоборот – тяжёлых случаев, требующих срочной госпитализации, стало больше среди всех возрастов. Вирус свирепеет. И по всей видимости, нам с этой болезнью жить до конца дней.

Сейчас народ расслабился – мол, если я переболел или привит, меня не коснётся. Ничего подобного – и случаи повторного инфицирования зарегистрированы, причём симптоматика ничуть не легче первого раза, и случаи, когда заражались вакцинированные. Другое дело, что при вакцинации течение болезни реально проходит легче, да и заражаются реже. У меня была одна семья – муж и жена, обоим за семьдесят. Она была вакцинирована, а он – нет. Оба заболели, она дома легко перенесла, вчера выписали, а он – до сих пор лежит в ковидарии.

– Приходят ли к вам люди, которые наотрез отказывались делать прививку от «короны»? Получается их переубедить?

– Дело в том, что всё зависит от причины, по которой отказываются. Как правило, это «хроники». Если у человека есть противопоказания, и он просто боится, поскольку вакцина всё ещё находится на стадии эксперимента, то не уговариваю. Если есть онкология, если были перенесённые инфаркты и инсульты, если есть склонность к тромбообразованию – я не рекомендую делать прививку.

Ну, а ярых антипрививочников вообще никто не уговорит. Хотя у меня были и случаи, когда получалось переубедить человека.

– В конце весны – начале лета, помню, в поликлинике шёлкового открывали пункт вакцинации против ковида, но сейчас он не функционирует. Почему?

– Нехватка персонала. Это должна быть отдельная служба – минимум один фельдшер или медсестра; врача загружать прививками нечего. Какая тут вакцинация, если я только из «красной зоны», а потом ещё по домам ехать с обходом. Это и диспансеризации касается – её тоже на терапевтов вешают, хотя это должно быть профотделение, приём должны вести фельдшеры или медсёстры, а врач чтобы осматривал только людей с отклонениями, выявленными в ходе углублённой диспансеризации. Нам сейчас абсолютно не до этого – такой всплеск ковида.

– Кстати, а «красная зона» в поликлинике где располагается?

– Да здесь же – вон, за стенкой. Хотя, по-хорошему, необходимо ограждённое отделение, отдельно стоящее здание, чтобы все пациенты в одном котле не варились.

– Не страшно туда заходить?

– Нет… Нет. Уже пообвыкли. (Смеётся). Хотя я с самого начала спокойно относилась. Было только тяжело привыкать к респираторам. Мы же поначалу защитные очки надевали, щитки на лицо. И ещё было тяжело ходить по этажам в костюмах – мокрые были, как мыши. Особенно зимой – если выйдешь вспотевший на мороз, ничего хорошего. Ну, а так… Опасались домой принести – это да. У нас кварцевая лампа была на входе, я раздеваюсь – муж включает её, все покидают эту зону. Сейчас уже так не делаем.

– Сами вы переболели?

– Антитела есть. Но чтобы симптоматика ярко проявилась – такого не было. Были какие-то периоды слабости, но не более.

– Минувшей зимой изменился механизм обеспечения льготными средствами, после чего он просто впал в ступор. Люди жаловались, в том числе, и на отсутствие лекарств от коронавируса. Сейчас что-то изменилось?

– Было хуже. Сейчас препараты есть, правда, нестабильно всё-таки; уходят быстро. Наладилось и поступление противоковидных медикаментов – хотя сначала, конечно, было так себе. Хотелось бы, разумеется, чтобы снабжение было лучше…

– Ковидные выплаты дают?

– Да. Но у нас есть другой, очень больной вопрос – напишите о нём, пожалуйста. Почему по участковым терапевтам и медсёстрам, которые уже второй год работают с ковидом, до сих пор не передана информация в Пенсионный фонд? У нас ведь один день работы должен считаться за два, но для передачи данных в ПФР нужен приказ главврача ЦРБ, без этого кадровый отдел не может ничего сделать. У меня уже предпенсионный возраст, и если бы сейчас рассчитали стаж с учётом ковида, я бы уже могла выйти на пенсию. Мы обращались в бухгалтерию, в кадровый отдел – там только руками разводят. А пенсионный так и не извещён. Даже в этом не хотят поддержать врачей.

КОГДА ПАТОЛОГИЯ – ОБЫДЕННОСТЬ

– Вы уже не единожды упомянули нехватку медперсонала. Расскажите об этом подробнее.

– Этот вопрос очень острый. Я не знаю, куда деваются выпускники медвузов – ведь каждый год масса специалистов получают дипломы. Но… Я пришла сюда сразу со студенческой скамьи – и больше за все эти тридцать лет ни одного молодого врача здесь не появилось.

В первую очередь надо решать проблему нехватки терапевтов. У нас трое должны быть, а работала до недавнего времени я одна. Сейчас дали в помощь стажёра – девушку, только окончившую институт. Но вот она год отработает, а потом – уйдёт. И я опять останусь одна. Это бешеные нагрузки. С половины восьмого утра до одиннадцати принимаю пациентов, до часу – «красная зона», а потом, до трёх дня, езжу по надомным вызовам. Когда работала одна – и до четырёх случалось. Короче, тут как получится.

Мало того, что у нас в поликлинике почти все пенсионного возраста, так теперь ещё из-за ковида увольняются. Вот, двое именно поэтому ушли – и я их понимаю. Люди пожилые, риск огромный. Я тоже на пороге стою, только пациенты уговаривают остаться. Да я-то и привыкла здесь, меня все знают, я готова работать – но поддержите хоть немножко!..

Можете посмотреть расписание – я должна по двадцать человек принимать, а принимаю – и по восемьдесят, и по девяносто. Сегодня – человек шестьдесят было. Спасибо, кстати, терапевтическим медсёстрам – девочки трудятся за десятерых, помогают везде, в том числе и в «красной зоне», кучу бумаг заполняют и рассылают, размещают данные в ЕГИС.

У нас на шёлковом все в курсе, какие в поликлинике проблемы с персоналом, больные понимают наше положение. Кто может – сами стараются приходить, даже если едва ноги передвигают. На дом вызывают уже совсем в критических случаях. Вот, сейчас поеду к бабушке девяностолетней – куда она сама пойдёт?

– А врачи какого профиля ещё есть в поликлинике?

– Хирург есть. Раньше были все – и невролог, и окулист, и ЛОР был в своё время, когда мы существовали автономно. Было всё – и колоноскопию делали на месте, и рентген бесперебойно был, и лаборант. Всё было замечательно. Но где-то в 2014-м поликлинику присоединили к ЦРБ. Никто из нас, кстати, тогда согласия не подписал. Но это было чистой формальностью, нас всё равно присоединили. И начался бардак, теперь мы не нужны никому. Только ЦУ сверху получаем. Вот он, результат оптимизации.

– Про то, какая у вас зарплата, страшно спрашивать.

– Ох, да, лучше не надо – заведусь. Я уже и главврачу писала, и заявление на увольнение подавала – мол, не могу больше работать за такие деньги… Хорошо ещё – ковидные выплачивают, за их счёт как-то выживаем. А перестанут платить – останется только оклад, который у нас курам на смех. Есть ещё стимулирующие, но у нас они от руководства зависят: хотят – набросят, не хотят – нет. Да даже фиксированного размера выплат нет, стабильных цифр; а как они начисляются – не поддаётся никакой логике. И сколько денег мы получим в конце месяца, никто не знает до последнего.

– Надо сказать, что здравоохранение – это больное место как минимум для всей области.

– Как мне кажется, именно в Киржачском районе проблема особенно насущная. Положение аховое. Если говорить о кадрах, ведь были же хорошие терапевты – та же Надежда Михайловна Фоминых. Почему её не удержали? А потому что обещали жильё, но ничего не дали. Сейчас она работает в Дубне, там её обеспечили квартирой.

Да что там – нам ведь даже спецодежду не выдают – не антиковидный костюм, просто тёплую. Вот сейчас мы едем на «корону», на улице уже холодно, а у меня ни куртки, ни ботинок форменных, приходится в вещах, взятых из дома, больных посещать. Это ведь ненормально – нельзя ходить в домашнем… Но приходится. Раньше форма выдавалась. Сейчас всё поизносилось и выброшено. А взамен – ничего.

Ещё про нашу машину хочу сказать. Это не автомобиль, а развалина, в него сесть страшно, а ехать – так тем более. То занесёт на дороге, то двигатель заглохнет. Только благодаря водителю, Анатолию Васильевичу, и двигается. Этот «УАЗик» раньше на скорой был, потом своё отслужил, его списали и нам перебросили. Только у нас он уже восемь лет, а какой его возраст – вообще никто не знает. Неоднократно я говорила о новой машине и главврачу, и нашему заведующему поликлиникой, просила хотя бы «Ниву»… Ответ, как всегда и на всё, один – «Нет средств».

Я уже молчу о том, сколько лет никто из нас, ни одна медсестра, ни один врач, не получал путёвок – здоровье, подорванное здесь, поправить. У нас же вирусная нагрузка круглый год; помимо ковида, разного хватает. Неужели настолько сложно по очереди всем медикам выделить по путёвке в санаторий? Финансирование какое-то областью на это выделяется? В больницах это всё предусмотрено, куда только уходит – непонятно…

Видимо, дело в отсутствии нормального руководства. За весь период моего пребывания в Киржаче единственный, кого можно назвать по-настоящему хорошим руководителем, – это покойный Виктор Андреевич Кулаков. При нём был порядок, все были довольны – и медперсонал, и больные…

И депутаты наши, и администрация – могли бы почаще посещать медучреждения, проехаться хоть раз, поговорить о наболевшем с практикующими врачами, с медсёстрами. Напрямую держать связь с теми, кто работает на местах. Этого бы очень хотелось.

НЕМНОГО ПОЗИТИВА

– Давайте хоть в конце разговора немного уйдём от мрачных тонов. Расскажите о себе.

– Я из города Душанбе – самого прекрасного, лучшего города на свете. Рождена и воспитана этой землёй. Окончила там институт, были хорошие перспективы – аспирантура, место в престижной клинике… Но успела я отработать только год; в 1994-м мы были вынуждены, бросив всё, переехать в Киржач, на родину мамы. До этого года четыре жили в условиях гражданской войны. Ну, а в Киржаче я пришла на этот участок – и всю жизнь здесь отработала.

– Кстати, расскажите, пожалуйста, о ваших родителях.

– Мои родители – Зубайдулло и Вера Саодатовы. Долгой им жизни, нас – детей и внуков – порадовать, дожить до правнуков… Поклон им до земли за то, что поставили нас, пятерых детей, на ноги. Все мы с высшим образованием, все себя реализовали.

– Почему вы решили стать именно медиком?

– Это с детства ещё, со школы…Видимо, призвание.

– В роду врачей не было?

– Нет. Папа очень хотел, но – старший сын, а всего детей – десять человек. Далёкий кишлак. У него не осталось выбора – с четырнадцати лет работал, помогал семье, было не до того. Но он всё может – и фурункул вскрыть, и зашить, и первую помощь оказать. Так что наследственность всё же есть. Ну, а мы все под крылом родителей получали образование, ни дня не работали во время учёбы.

– Кто-то ещё пошёл из семьи по медицинской стезе?

– Моя сестра, Малика Зубайдуллоевна – тоже терапевт; её до сих пор прекрасно помнят пациенты, передают ей приветы. Сейчас она работает в Королёве.

– А ваша семья?

– Я замужем, есть дочь, учится в Москве на ветеринарного доктора. В медицину по маминым стопам не пошла. Как я ни пыталась её уговорить – «Нет, мам, хочу лечить животных». Говорит – откроет клинику, на первом этаже будет лечить зверей, а на втором я буду людьми заниматься. Ну, что – дай бог!

– Но ведь ветеринария чисто психологически сложнее – зачастую к животным относятся более жестоко, чем к людям, и ветврач видит всё это постоянно.

– Да, тяжелее, а что делать, если тоже – призвание? У нас есть немецкая овчарка – крупная, сильная, взяли ещё щенком – Маша долго уговаривала. Так уже шесть лет, с её появления, сама полностью за ней ухаживает; дрессировка, питание, лекарства – всё на ней. Когда я выгуливаю собаку, та меня таскает за собой волоком, как пушинку. А дочь – хрупкая девчонка, но в кулаке её держит.

– Давайте теперь насчёт грамоты. Загодя знали, что вас номинируют?

– Нет, не знала! Когда Тюленев мне её вручал, сказал – «благодаря вашим пациентам». То есть, я так понимаю, собирались подписи… За тридцать лет работы – моя первая грамота, первая!

– Радостно было?

– Ну, конечно же, приятно. Приятно, что оценили труд, что обратили внимание. Каждому человеку будет лестно.

– И последний вопрос. Закончите, пожалуйста, фразу: «Хороший врач – это…»

– Это в первую очередь гуманный человек, человек с душой. Плюс, конечно, голова чтоб была неглупая. Но гуманность – на первом месте.

P. S. Когда я брала интервью у Л. З. Саодатовой, пришло известие об увольнении главврача Киржачской ЦРБ В. Крутова. С учётом того, что ранее сменились и губернатор, и министр областного здравоохранения, хочется верить, что у нашей медицины появится шанс. Однако насколько оправдана эта надежда – покажет время…